Нарративный взгляд на конфликт. Почему наши истории об одних и тех же фактах такие разные

Полина Кальницкая,
консультант по этике бизнеса,
преподаватель программ МВА, медиатор

Опубликовано в журнале «Акционерное общество. Вопросы
корпоративного управления» №3 (142), март 2016.

Иван и Михаил дружат с детства. Вместе учились в школе, в институте, а потом на паритетных началах создали строительный бизнес. Компания успешно работает двадцать лет. Неожиданно Михаил решил выйти из бизнеса. Устав общества с ограниченной ответственностью, которым владеют друзья, обязывает компанию выкупить пятидесятипроцентную долю Михаила без согласия Ивана. Однако Иван против. Он уверен, что это убьет компанию. 

Послушаем Михаила:

— Я не вижу никаких проблем. Ни в правовом, ни в моральном плане. Я отдал этому бизнесу двадцать лет жизни, вкладывал в его развитие свои силы, время, деньги. Других активов у меня нет. Да если бы и были, почему я не могу забрать то, что мне принадлежит по закону? Ерунда это все — Иван вполне сможет продолжать. Да, объемы будут не те. Но в конце концов, сколько можно наращивать, увеличивать, развивать? Когда он уже успокоится? Я устал, хочу пожить по-человечески, не зависеть от бизнеса, от безумной гонки. Хочу сам управлять своей жизнью, двадцать лет ей управлял бизнес и Иван с его неуемной энергией. Мне нужны деньги на некоммерческий проект, о котором я мечтаю давно.

А вот что говорит Иван:

— Да он с ума сошел! Как можно убивать свое детище?! Да еще оно и деньги приносит! Я вообще не понимаю этих заскоков — жить для себя. Это все болтовня. В конце концов, если хочет, может уйти с поста замдиректора. Ничего, я без него справлюсь. Буду ему выплачивать ежемесячно из прибыли или как там положено по закону. Будут деньги ему на жизнь. А иначе он ставит меня, компанию в критическую ситуацию... Я категорически не согласен. Пусть закон на его стороне, но я не дам разрушить бизнес и мою жизнь. 

Вероятно, вам эта ситуация очень знакома. Конфликт почти типичный, но истории участников такие разные. Кажется, что Иван и Михаил не слышат и не понимают друг друга, говорят на разных языках. Как такое могло произойти между людьми, которые знакомы почти всю свою жизнь?

Индивидуалистическая психология, внимание которой сфокусировано на отдельном человеке, а не на обществе, — подход, доминирующий в современном мире, — считает, что конфликты происходят оттого, что люди не могут удовлетворить свои потребности. В попытке действовать в своих интересах они сталкиваются с другими людьми, воспринимающими действия первых как угрозу для удовлетворения их собственных потребностей. Выход Михаила из бизнеса Иван воспринимает как угрозу своему благополучию. Для примера также можем взять часто упоминающуюся ситуацию, когда два человека спорят по поводу температуры в комнате. Одному слишком жарко и он хочет открыть окно, другой боится сквозняка и не терпит холода. 

В индивидуалистическом подходе каждый человек считается перводвигателем собственного мира, действует автономно и полностью ответственен за совершаемый им выбор. Людьми движут потребности, источник этих потребностей — внутри человека, в его природе. На этих взглядах основана, например, пирамида потребностей Маслоу. Потребности приобретают черты чуть ли не биологических сущностей или неотчуждаемых прав. Индивидуальные потребности ставятся в центр, их принимают как нечто само собой разумеющееся, они задают призму, через которую люди смотрят на мир, конструируют свои намерения. Они определяют то, чего мы ожидаем от других и как реагируем на их поведение. 

Я не буду утверждать, что представления индивидуалистической психологии неверны. Любые психологические теории являются лишь моделями, с помощью которых мы толкуем внутрипсихические процессы и поведение людей. Я хочу рассказать вам о другой модели, которая, с моей точки зрения, больше подходит для разрешения конфликтов в современном мире. 

В былые времена жизнь обычного человека протекала намного проще. Люди более-менее разделяли одни и те же ценности, соблюдали традиции, были прикреплены к одному и тому же социально-территориальному контексту и для принятия каких-либо решений действовали, можно сказать, в режиме автопилота. Современный мир отличается сложной структурой. Различные социальные и культурные контексты тесно переплетены, люди с легкостью меняют место жительства и род занятий, могут принадлежать одновременно к разным группам и сообществам. Развитие технологий упростило наши коммуникации, но вместе с тем внесло сумятицу в устоявшиеся представления о том, как должно поступать в той или иной ситуации. Дороги назад нет, мы живем в глобальном мире, хотим мы этого или нет. 

Нарративный подход в психологии не разделяет предположения о том, что желания людей отражают их внутренние потребности, а конфликты возникают из-за невозможности эти потребности удовлетворить. Нарративные практики считают, что люди конструируют конфликт нарративным описанием событий, с помощью историй.

Слово нарратив произошло от латинского narrare — язык повествования. В историографии термин появился на связи с концепцией нарративной истории, рассматривающей исторические события в контексте рассказа об этих событиях. Нарративная метафора — люди организуют свои впечатления и переживания в виде историй. Основатель нарративного подхода в психологическом консультировании, австралиец Майкл Уайт, говорил: «Мы вступаем в истории, люди помещают нас в истории, мы проживаем жизнь через истории». Джером Брунер — американский психолог и педагог, крупнейший специалист в области исследования процессов познания — считал, что люди воспринимают и организуют свою жизнь по законам сюжета литературной истории, а не следуя правилам формальной логики.

Люди рассказывают истории о себе и о других, совершают поступки, исходя из этих историй, своими поступками оказывают влияние на свои и чужие истории. Особенность нарративной истории в том, что она не пытается объективно оценивать произошедшее: событие становится неразрывно связано с интерпретацией. В конфликте встречаются два нарратива. Конкурируют не потребности Ивана и Михаила, а их истории, описание событий.

Нарративный подход основывается на принципах социального конструкционизма.

Социально-конструкционистская теория ставит под сомнение объективность человеческого знания. Всякое знание и представление — это знание и представление с определенной точки зрения. Точки зрения имеют относительный характер. Факты служат какой-то идее. Любое знание привязано к временному и пространственному контексту, к социальному ландшафту, на который влияет множество факторов. Любая теория — научная или нет — возникает в каком-то контексте и служит определенным интересам. Это в полной мере относится и к психологическим теориям. И психоанализ, и гуманистическая психология, и, конечно, сам социальный конструкционизм возникли как продукты определенной эпохи, привязанные к социальному, культурному контексту. Это метафоры, модели, описывающие психику человека через призму культурных и социальных норм, доминирующих в определенное время на определенной территории.

С точки зрения социального конструкционизма и, соответственно, нарративного подхода, люди в большей степени — продукты социальных процессов, а не биологии. Конечно, мы принимаем свои потребности близко к сердцу и дорожим ими, но поскольку они конструируемы извне, иные форматы взаимодействия и исследование того, что на них влияет, могут привести к пересмотру потребностей. То, что является потребностью в одном контексте, может не быть ею в другом. Конфликтные истории могут быть переписаны, а люди могут создать новую, альтернативную историю будущего развития своих отношений. 

Потребности Ивана и Михаила также порождены определенной средой: бизнесом и тем, что принято считать экзистенциальным контекстом — размышлениями о смысле жизни, личных границах и тому подобном. Размышления о бизнесе, как и размышления о жизни современных людей, строятся по заданным схемам. 

Наша речь является не посредником для выражения мыслей и чувств, а их конструктором. Нарративный подход опирается на идеи философа Людвига Витгенштейна, который считал, что сам способ нашего мышления, понятия и категории, которые мы используем, предоставляются нам языком, на котором мы говорим. Этот язык существовал до рождения каждого из нас, мы «вступили» в него и конструируем нашу реальность с его помощью, с помощью слов, которые нам предоставлены. Он, по словам нарративных практиков, «вговаривает» нас в бытие. 

С этой точки зрения неверно говорить, что у нас внутри есть мысли и чувства, существовавшие до того, как они были выражены. Имеет смысл слушать истории, которые люди рассказывают о конфликте, как определенные конструкции, определенную риторику, как языковые конструкции, оформляющие их опыт. Мы наследуем язык, а значит, не так просто рассматривать нас как перводвигателей собственного мира. Каждый из нас рождается в какую-то общность, а умирает как узел социальных отношений. 

В контексте роли языка невозможно не упомянуть такое важное для нарративного взгляда понятие, как дискурс. Дискурс — это процесс взаимодействия между людьми и одновременно результат этого взаимодействия. Это повторяющиеся модели поведения, наборы утверждений, которые придают смысл словам, социальным практикам и личному опыту людей. За поверхностью конфликта, да и просто разговора, скрывается набор утверждений его участников о том, как они представляют себе устройство этого мира, что является правильным, а что нет. Дискурсы включают убеждения, которые мы считаем само собой разумеющимися, которые, как говорил Витгенштейн, «дают нам знать, как жить дальше». 

В нарративном подходе исследование дискурса позволяет деперсонализировать конфликт, отойти от понимания человека как независящего от контекста и являющегося причиной конфликта. Конфликт конструируется дискурсами. Для Ивана и Михаила, в частности, бизнес-дискурсом и экзистенциальным дискурсом рассуждений о смысле жизни. Но не только ими. На людей может влиять несколько разных дискурсов, что можно сравнить с одновременным вещанием нескольких радиостанций. Все это не позволяет рассматривать истории конфликтующих сторон как истинные или ложные, правильные или неправильные. 

Дискурсы – «радиостанции» вещают нам свои доминирующие «само собой разумеющиеся» истины. К примеру, у Ивана мы слышим удивление, скорее даже негативную оценку стремления Михаила «пожить для себя». Бизнес-дискурс, который проявляется в словах Ивана, порождает такие «непреложные истины», как «нельзя бросать начатое», «рост и развитие — это хорошо и правильно», «дело требует отдачи всего себя», «ценность жизни человека определяется ценностью дела, которым он занят», «губить то, что приносит деньги, глупо». В истории Михаила мы слышим отголоски другого дискурса, связанного с экзистенциальными переживаниями, поисками смысла. В этом контексте свои ценности и «истины» — надо жить для себя, мечты должны быть реализованы, важно контролировать свою жизнь и проживать ее осмысленно. Дискурсы задают людям определенные схемы мышления и поведения, несмотря на то, что нам кажется, что мы сами «созрели», «догадались», «выросли» или «дошли до понимания» этих вопросов. 

Для разрешения конфликта полезно деконструировать — распаковать идеи, воздействующие на его участников. Джон Уинслейд и Джеральд Монк в своей книге о нарративном подходе в разрешении конфликтов  предлагают представить конфликтную историю как чемодан, в который накидано большое количество разнообразных смыслов. Это смыслы, созданные участниками спора в процессе понимания того, что с ними происходит. Деконструкция — распаковка чемодана, когда предметы вынимаются и рассматриваются один за другим. За описанием каждого скрывается набор стандартов, которые используются для оценки чужого и своего поведения. 

Индивидуалистическая психология рассматривает человека как независимого, единого и саморегулируемого, а сопротивление разрешению конфликта — как упрямство. Изменение и урегулирование как бы являются его индивидуальной ответственностью. Нарративный подход ищет «узкие» культурные и социальные предписания, ограничивающие людей, мешающие видеть доступные им возможности. Возникшая проблема — это не личная несостоятельность человека (часто используются еще более негативные оценочные суждения типа «незрелость»), а нечто, сконструированное во взаимоотношениях и в социальном контексте. 

Нарративный взгляд на конфликт обращает внимание на такое явление, как позиционирование. В каждой истории проявляются позиции, которые люди занимают по отношению друг к другу. В любом высказывании мы предлагаем собеседникам занять позицию по отношению к нам. Это определенная конфигурация сил сторон конфликта, позиция дает право говорить или молчать, принимать или не принимать что-то во внимание. Иван и Михаил, рассказывая свои истории о несправедливом отношении партнера, помещают себя на позицию пострадавшего, а другого — на позицию агрессора. Слушателям предлагается стать сочувствующими союзниками или даже спасателями. Позиции в конфликте не являются нейтральными или объективными. Они также определяются различными дискурсами. 

Некоторые позиции находят отражение в праве и законодательстве. Например, когда стороны принимают на себя роли владельца жилья и арендатора, они действуют во многом по уже заданной этими ролями схеме, общаются определенным образом, претендуют на что-то, что считается «само собой разумеющимся». Будучи совладельцами ООО, Михаил и Иван также опираются на заданные в законе об обществах с ограниченной ответственностью стандартные для их позиции права, обязанности, ожидания и намерения. Более широко их позиции «прописаны» в обычаях ведения бизнеса в России. Все это задает призму, через которую оба смотрят на свое поведение и поведение друг друга. Им даже предписаны определенные действия.

Необходимо упомянуть еще об одном аспекте, который влияет на возникновение, развитие и разрешение конфликта. Это так называемое «ощущение себя вправе» (entitlement). Часто обнаруживается, что люди считают, будто другие должны относиться к ним хорошо, заботиться о них, удовлетворять их потребности. Люди становятся особо чувствительными к тому, что с ними обошлись несправедливо, в то время как они сами проявляли заботу об интересах другого. 

Такое ощущение себя вправе на особое обращение встречается даже тогда, когда человек не сделал ничего для того, чтобы заслужить привилегии. Когда человек не получает того, чего, как ему представляется, он заслуживает, может возникнуть негативная реакция. Важно исследовать это ощущение, на что стороны «считают себя вправе». Оно формируется в социальных группах, где положение и дела одних получают более привилегированное положение по сравнению с интересами других. С этой точки зрения конфликт можно рассматривать как конкуренцию «ощущений себя вправе» людей и групп. 

Модели «ощущения себя вправе» и способы соответствующего поведения возникают из отношений власти в обществе. Для разрешения конфликта полезней исследовать «ощущение себя вправе», чем внутренние потребности, поскольку оно лучше поддается анализу, обсуждению, оно не является «врожденной данностью», как часто понимают потребности. 

Различные дискурсы порождают «ощущение себя вправе», основанные на различных признаках, таких как раса, национальность, гендер, возраст, социально-экономическое положение, должность и так далее. В повседневном социальном взаимодействии до сих пор не искоренены расистские представления о том, что дела и достижения белых людей важнее, чем людей с другим цветом кожи или иными фенотипическими признаками. Представители титульной нации или религиозного большинства в стране считают, что их интересы — это и есть интересы всей страны. Гендерное неравенство также широко распространено. Представьте, что на месте Михаила была бы Анна. Насколько изменился бы нарратив Ивана? А если бы Анна была супругой Ивана и они спорили не о выкупе доли, а о разделе имущества при разводе? Для того чтобы понять, насколько «ощущения себя вправе» разнятся в зависимости от культурных и социальных норм, представьте спор о разделе имущества супругов в России и, например, в Швеции. В обществе существует множество «само собой разумеющихся» «ощущений себя вправе», противоречащих друг другу, которые и порождают возникновение конфликтов. 

В современном мире доминирует идея о том, что люди мотивированы в первую очередь своими личные потребностями и интересами, подчеркивается примат рационального над телом и эмоциями и способность ума интегрировать опыт для того, чтобы человек мог занять цельную, непротиворечивую позицию. Нарративное представление о «я» подчеркивает значимость множественно позиционирующегося субъекта. Жизни людей очень сложны и складываются из множества идентификаций и позиций, которые им предлагаются доступными дискурсами. «Я» открыто множеству воздействий, исходящих из противоречивых источников. 

Нарративный модус мышления не упрощает сложности. Он приветствует многослойность состязающихся историй. Вместо того, чтобы искать правду или ориентироваться на результат, он предлагает изменить видение людьми самих себя в конкретном конфликте, чтобы открыть новые возможности его разрешения, разработать альтернативные постконфликтные истории отношений сторон и выбирать из этих возможных вариантов будущего.

Большинство существующих подходов к разрешению конфликтов являются подходами, ориентированными на решение, на результат. Некоторые используют манипулятивные техники, чтобы заставить одну из сторон уступить, другие ищут компромисс или альтернативные способы удовлетворения потребностей. В любом случае в центре — решение проблемы, а не отношения. Нарративный подход концентрируется на развитии таких взаимоотношений, которые несовместимы с конфликтом и строятся на историях понимания, уважения и сотрудничества. Сторонам конфликта предлагается поразмышлять о воздействии на них этих историй, прежде чем обратиться к тому, что их разделяет и вызывает разногласия.

Определенные представления о процессе, например, мышления в терминах инструментальных целей влияют на выбор предмета обсуждения или на расстановку акцентов. Инструментальное, целеориентированное мышление ведет к тому, что привилегированными оказываются «вещные проблемы» по сравнению с проблемами отношений и по сравнению с изменениями представления человека о себе. Ориентация на достижение соглашения сужает диапазон возможных предметов обсуждения и полей поиска разрешения конфликта. 

Договорятся ли Иван с Михаилом? Подход, ориентированный на решение, говорит — да, если найдут вариант, удовлетворяющий потребности обоих. Но проблема в том, что варианты решений не являются продуктом творчества сторон, они уже есть в социальном контексте, они предписаны дискурсами, а значит, сторонам конфликта придется согласиться с тем или иным решением. 

Помните спор по поводу проветривания? В этом кейсе обычно предлагаются и «классические варианты решения проблемы». Компромисс — когда каждый откажется от части своих требований, то есть окно откроют, но не широко. И альтернатива — открыть окно в соседней комнате, тогда и температура будет комфортной, и сквозняка не будет. Еще их можно рассадить по разным комнатам, заставить одного выходить из комнаты в тот момент, когда надо будет открыть окно, в общем, много вариантов из серии «как заставить человека прийти к логичному решению».

Нарративный подход передает власть над конфликтом в руки людей. Кто знает, к какому совместному решению придут Михаил и Иван, когда исследуют все эти дискурсы – «радиостанции», вещающие без передышки? Одно можно сказать точно — это поможет им снять взаимные обвинения друг с друга и увидеть источник проблем не в личности партнера, а в том, как предписывают им думать и действовать различные социальные нормы и правила.